с чем угодно, но это было свыше его сил.
– Им нужны кровопийцы, а не управители! – кричал он, когда в Ключевской завод приехал исправник Иван Семеныч. – Они погубят все дело, и тогда сам Лука Назарыч полетит с своего места… Вот посмотрите, что так будет!
– А ну их! – равнодушно соглашался исправник. – Я сам бросаю свою собачью службу, только дотянуть бы до пенсии… Надоело.
Иван Семеныч вообще принял самое живое участие в судьбе Мухина и даже помогал Нюрочке укладываться.
– Я к тебе в гости на Самосадку приеду, писанка, – шутил он с девочкой. – Летом будем в лес по грибы ходить… да?
Предварительно Петр Елисеич съездил на Самосадку, чтобы там приготовить все, а потом уже начались серьезные сборы. Домнушка как то выпросилась у своего солдата и прибежала в господский дом помогать «собираться». Она горько оплакивала уезжавших на Самосадку, точно провожала их на смерть. Из прежней прислуги у Мухина оставалась одна Катря, попрежнему «на горничном положении». Тишка поступал «в молодцы» к Груздеву. Таисья, конечно, была тоже на месте действия и управлялась вместе с Домнушкой.
Сборы на Самосадку вообще приняли грустный характер. Петр Елисеич не был суеверным человеком, но его начали теснить какие то грустные предчувствия. Что он высидит там, на Самосадке, а затем, что ждет бедную Нюрочку в этой медвежьей глуши? Единственным утешением служило то, что все это делается только «пока», а там будет видно. Из заводских служащих всех лучше отнесся к Петру Елисеичу старый рудничный надзиратель Ефим Андреич. Старик выказал искреннее участие и, качая головой, говорил:
– Теперь молодым ход, Петр Елисеич, а нас, стариков, на подножный корм погонят всех… Значит, другого не заслужили. Только я так думаю, Петр Елисеич, что и без нас тоже дело не обойдется. Помудрят малым делом, а потом нас же за оба бока и ухватят.
Крепкий был старик Ефим Андреич и не любил жаловаться на свою судьбу, а тут не утерпел. Он даже прослезился, прощаясь с Петром Елисеичем.
Обоз с имуществом был послан вперед, а за ним отправлена в особом экипаже Катря вместе с Сидором Карпычем. Петр Елисеич уехал с Нюрочкой. Перед отъездом он даже не зашел на фабрику проститься с рабочими: это было выше его сил. Из дворни господского дома остался на своем месте только один старик сторож Антип. У Палача был свой штат дворни, и «приказчица» Анисья еще раньше похвалялась, что «из мухинских» никого в господском доме не оставит.
Груздевский дом на Самосадке был жарко натоплен в ожидании новых хозяев. Он стоял пустым всего около года и не успел еще принять тот нежилой вид, которым отличаются все такие дома. Нюрочка была в восторге, главным образом, от двух светелок, где летом так хорошо. Сбежалась вся пристань поглазеть на бывшего приказчика. В комнатах набралось столько всевозможной родни, что повернуться было негде. Не пришла только сама Василиса Корниловна, – ндравная старуха сама ждала первого визита. Вся эта суматоха произвела на Нюрочку какое то опьяняющее впечатление, точно она переселилась в какой то новый мир. Да и бояться ей теперь было некого: разбойник Вася был далеко – в Мурмосе.
– Нюрочка, ты теперь большая девочка, – заговорил Петр Елисеич, когда вечером они остались вдвоем, – будь хозяйкой.
– А что значит, папа, быть хозяйкой?
– Гм… Домнушки у нас нет, Тишки тоже. Остается одна Катря… Кто нибудь должен смотреть за порядком в доме. Понимаешь?
– Как Анфиса Егоровна, папа?
– Ну, да.
Нюрочка задумалась, а потом разрешила все недоразумения:
– Папа, мне нужно сшить такой же фартук, как у Анфисы Егоровны.
Первое время хлопоты по устройству в новом месте заняли всех. Даже Катря, и та «уходилась» с разными хозяйственными хлопотами. У ней была своя отдельная комната, где раньше жила Анфиса Егоровна. Кухаркой
