от того, чтобы повести дело смелой, твердой рукой, – думал Половодов, ходя по кабинету из угла в угол. – Да еще этот дурак Ляховский тут торчит: дела не делает и другим мешает. Вот если бы освободиться от него…»
У Половодова захватывало дух при одной мысли, что он мог сделаться полновластным и единоличным хозяином в приваловской опеке, тем более что сам Привалов совершенно безопасный человек. Теперь Половодов получал в год тысяч двадцать, но ведь это жалкие, нищенские крохи сравнительно с тем, что он мог бы получить, если бы ему развязать руки. Ляховский бесполезен как участник в выполнении грандиозных планов Половодова, потому что слишком богат для рискованного дела, а затем трус и мелочник. Ему, конечно, не возвыситься до блестящей идеи, которую теперь вынашивал Половодов, переживая муки сомнения и неуверенности в собственных силах.
В один из таких припадков малодушия, когда Половодов испытывал самое скверное расположение духа, в его кабинете появился дядюшка Оскар Филипыч. Старичок дышал по обыкновению юношеской свежестью, особенно рядом с вытянутой серой фигурой Половодова.
«Чему этот дурак радуется?» – со злостью думал Половодов, когда дядюшка ласково и вкрадчиво улыбался ему.
– Ну, что ваша рыбка? – спрашивал Половодов, не зная, о чем ему говорить с своим гостем.
– О, моя рыбка еще гуляет пока я воде… Да!.. Нужно терпение, Александр Павлыч… Везде терпение, особенно с рыбой. Пусть ее порезвится, погуляет, а там мы ее и подцепим…
Старик рассыпался мелким смешком и весело потер руки; этот смех и особенно пристальный взгляд дядюшки показались Половодову немного подозрительными. О какой рыбке он говорит, – черт его разберет. А дядюшка продолжал улыбаться и несколько раз доставал из кармана золотую табакерку; табак он нюхал очень аккуратно, как старички екатерининских времен.
– Ну, а как вы нашли этого Привалова? – спрашивал дядюшка, играя табакеркой.
– Да пока ничего особенного: ни рыба ни мясо…
– Я немного знал его, когда он еще жил в Петербурге.
– Вы знали Привалова?
– Да, отчасти… То есть знал не лично, а через других. Очень порядочный молодой человек. Жаль, что вы не поладили с ним…
– То есть как это не поладили?
– Я слышал, что Привалов начинает дело против опеки и уже взял себе поверенного.
– Вы хотите сказать о Nicolas? Это старая новость… Только едва ли они чего нибудь добьются: Привалов и раньше все время хлопотал в Петербурге по своему делу.
– Да, знаю, слышал… Но, видите ли, большая разница – где будет хлопотать Привалов: здесь или там.
Оскар Филипыч в нескольких словах дал заметить Половодову, что ему в тонкости известно не только все дело по опеке, но все его мельчайшие подробности и особенно слабые места. Половодов с возраставшим удивлением слушал улыбавшегося немца и, наконец, проговорил:
– Откуда вы все это узнали и… для чего?
– Так… из любопытства, – скромно отвечал Оскар Филипыч, сладко потягиваясь на своем стуле. – Мне кажется, что вам, Александр Павлыч, выгоднее всего иметь поверенного в Петербурге, который следил бы за малейшим движением всего процесса. Это очень важно, особенно, если за него возьмется человек опытный…
– Вроде вас, например? – недоверчиво произнес Половодов с легкой улыбкой.
– Отчего же, я с удовольствием взялся бы похлопотать… У меня даже есть план, очень оригинальный план. Только с одним условием: половина ваша, а другая – моя. Да… Но прежде чем я вам его раскрою, скажите мне одно: доверяете вы мне или нет? Так и скажите, что думаете в настоящую минуту…
– Я вам не верю, Оскар Филипыч.
– Очень хорошо, очень хорошо, – невозмутимо продолжал дядюшка. – Прежде всего, конечно, важно выяснить взаимные отношения, чтобы после не было ненужных недоразумений. Да, это очень важно. Ваша откровенность делает вам честь… А если я вам, Александр Павлыч, шаг за шагом расскажу, как мы сначала устраним
