вероятно, больше, чем какой нибудь министр или президент. В самом деле, извольте ка: сделался человеком вполне, и вдруг опять пожалуйте в прежнее ничтожество. Мысленно Вахрушка перебирал все подходящие места и находил одно, что другого места, как банковский швейцар, даже и не бывает.
«Ну что же, поцарствовал, надо и честь знать, – уныло резонировал Вахрушка, чувствуя, как у него даже „чистота“ не выходит и орудия наведения этой чистоты сами собой из рук валятся. – Спасибо голубчику Галактиону Михеичу, превознес он меня за родительские молитвы, а вперед уж, что господь пошлет».
Главным образом Вахрушку съедала затаенная алчба: он копил деньги, и чем больше копил, тем жаднее делался.
Именно в одно из таких утр, когда Вахрушка с мрачным видом сидел у себя в швейцарской, к нему заявился Михей Зотыч, одетый странником, каким он его видел в первый раз, когда в Суслоне засадил, по приказанию Замараева, в темную.
– Ну, здравствуй, служба! Каково прыгаешь?
– Ух, как ты меня испугал, Михей Зотыч!
– Видно, грехов накопил, вот и пугаешься всего. Ну что же, денежный грех на богатого. Вот я и зашел тебя проведать, Вахрушка.
– Куда опять наклался то, Михей Зотыч?
– А дельце есть, милый. Иду на свадьбу: женится медведь на корове. Ну ка, угадай?
– Ох, не выкомуривай ты со своими загадками, Михей Зотыч! Как это ты учтешь свои загадки загадывать, так меня даже в пот кинет.
– Не любишь, миленький? Забрался, как мышь под копну с сеном, и шире тебя нет, а того не знаешь, что нет мошны – есть спина. Ну ка, отгадай другую загадку: стоит голубятня, летят голуби со всех сторон, клюют зерно, а сами худеют.
– Будет тебе, Михей Зотыч. Не хочешь ли чайку?
– Чайку, да табачку, да зелена винца? В самый это мне раз. Уважил, одним словом. Ох, все мы выхлебали в чаю Ваньку голого.
Михей Зотыч любил помудрить над простоватым Вахрушкой и, натешившись вдоволь, заговорил уже по обыкновенному. Вахрушка знал, что он неспроста пришел, и вперед боялся, как бы не сболтнуть чего лишнего. Очень уж хитер Михей Зотыч, продаст и выкупит на одном слове. Ему бы по настоящему в банке сидеть да с купцами банкротами разговаривать.
– Ты, оказывают, нынче по скитам душу спасаешь? – политично завел Вахрушка разговор.
– Около того. Душу то спасал, а тут вдруг захотел сибирского дешевого хлебца отведать… да. Сынок Галактион Михеич всех, сказывают, удоволил.
– Пригнал первый караваи из Сибири и по рублю семи гривен все продал. Большие тысячи наживает.
– Умный он у меня, Галактион то. Сердце радуется.
– И точно умный, Михей Зотыч.
Вахрушка припер двери, огляделся и заговорил шепотом:
– Другие то рвут и мечут, Михей Зотыч, потому как Галактион Михеич свою линию вперед всех вывел. Уж на что умен Мышников, а и у того неустойка вышла супротив Галактиона Михеича. Истинно сказать, министром быть. Деньги теперь прямо лопатой будет огребать, а другие то поглядывай на него да ожигайся. Можно прямо оказать, что на настоящую точку Галактион Михеич вышли.
– Вот, вот. Все завидуют… да.
Михей Зотыч пожевал губами, поморгал и прибавил:
– Дурачки вы все, Вахрушка.
– Это по какой такой причине, Михей Зотыч?
– А по такой. Все деньги, везде деньги; все так и прячутся за деньги, а того не понимают, что богача то с его деньгами убогий своим хлебом кормит.
– Ничего я не понимаю в этих делах, Михей Зотыч. Мы то на двугривенные считаем.
– Вот и насчитали целый голод.
Михей Зотыч поворчал, поглумился, а потом начал рассказывать про свою поездку из скитов. Вахрушка в такт рассказа только вздыхал и качал головой. Ох, пришла беда всем крещеным, – такая беда, что и не выговоришь!
– Посмотрел я достаточно, – продолжал Михей Зотыч. – Самого чуть не убили на мельнице у Ермилыча. «Ты, – кричат мужики, – разорил нас!» Вот какое дело то выходит. Озверел народ. Ох, худо, Вахрушка!..
