друга. Просто не желаю. Он мне не нравится.
– Он? Галактион Михеич? – в какомто ужасе прошептала Харитина.
– Да, Галактион Михеич. Даже больше, чем не нравится. Говоря откровенно, я его презираю… Он по натуре нехороший человек.
– Неправда! – резко проговорила Харитина и даже вся выпрямилась.
– Потом мне странно, что спрашиваете меня именно вы.
– Да ведь я ушла совсем и никогда больше не увижу его.
– И я тоже постараюсь никогда с ним не встречаться.
Устеньке показалось, что Харитина чутьчуть улыбнулась и посмотрела на нее злыми глазами. Она не верила ей.
– Думаю, что мы достаточно все выяснили, и поэтому кончимте, пожалуйста, – заговорила Устенька, наблюдая Стабровского. – Кажется, довольно оказано.
Харитина поднялась, протянула руку Стабровскому и, простившись с Устенькой поклоном, вышла из кабинета. Благодаря худобе она казалась выше, чем была раньше.
– Это приходило само несчастие, – проговорил Стабровский, глядя на дверь. – А знаете, Устенька, она была дивно хороша вот сейчас, здесь, хороша своим женским героизмом.
– Я таких женщин не понимаю. Кажется, такой бесцельный героизм относится к области эстетики, а в действительной жизни он просто неудобен.
– Не говорите. Кстати, я вызвал вас на это свидание вот почему: все равно – она разыскала бы вас, и бог знает, чем все могло кончиться. Я просто боялся за вас. Такие женщины, как Харитина, в таком приподнятом настроении способны на все.
– Что же она могла сделать со мной?
– Мало ли что: облить кислотой, выстрелить из револьвера. Она ревнует вас к этому Галактиону. Заметьте, что она продолжает его любить без ума и дошла до того, что наслаждается собственным унижением. Кстати, она опять сходится с своим мужем.
– С Полуяновым? Это тоже из области дивного героизма?
– Пожалуй, если хотите. Она хочет хоть этим путем подогреть в Галактионе ревнивое чувство. На всякий случай мой совет: вы поберегайтесь этой особы. Чем она ласковее и скромнее, тем могут быть опаснее вспышки.
Стабровский в последнее время часто менял с Устенькой тон. Он то говорил ей ты, как прежде, когда она была ребенком, то переходил на деловое вы. Когда Устенька уходила, Стабровский пошутил:
– Устенька, смотрите, в самом деле не влюбитесь в Галактиона. В нем действительно есть чтото такое, что нравится женщинам, а сейчас он уже окончательно на геройском положении. Для меня лично, впрочем, он теперь совсем определившийся негодяй.
От Стабровского Устенька вышла в какомто тумане. Ее сразу оставила эта выдержка. Она шла и краснела, припоминая то, что говорил Стабровский. О, только он один понимал ее и с какою вежливостью старался не дать этого заметить! Но она уже давно научилась читать между строк и понимала больше, чем он думал. В сущности сегодняшнее свидание с Харитиной было ее экзаменом. Стабровский, наконец, убедился в том, чего боялся и за что жалел сейчас ее. Да, только он один будет знать ее девичью тайну.
Вернувшись домой, Устенька заперлась в свою комнату, бросилась на постель и долго плакала. Ум говорил одно, а сердце другое. Получался ошеломлявший ее разлад. Плакала слабая женщина, платившая дань своей слабости. Устенька не умела даже сказать, любит она Галактиона или ненавидит. Но она много думала о нем, особенно в последнее время, и жалела себя. Именно только с таким мужем она могла быть счастливой, если б он не имел за собой тяжелого прошлого и этого ужасного настоящего. Да, это была сила, и сила недюжинная. Для сравнения у Устеньки было сейчас достаточно материала. Хороших людей много, но все они такие бессильные. Все только на языке, в теории, в области никогда не осуществимых хороших чувств. Может быть, и хороши они только потому, что ничего не стоили своим владельцам. Устенька перебирала все свои хлопоты по голодному делу и не могла не прийти к заключению, что все так мало и неумело сделано, ничего не