сынок… Не привык я чужими руками жар загребать. Да и тебе то некогда… Сказывают, пароходы заводишь?
– Завожу, родитель.
– Так, так… А денег где взял?
– Добрые люди дали.
– Люди то добрые, а чужие денежки зубасты, милый сын… Не по себе дерево гнешь.
– Уж как бог даст, папаша… Я еще молод, в охотку и поработать. Приезжайте, папаша, посмотреть как нибудь.
– И то приеду, сынок. Место на Городище привольное… Вот только как плавать то будешь? Мы вон по сухому то берегу еле бродим.
Галактиона неприятно поразило то, что отец попросил его похлопотать за него в правлении относительно ссуды.
– Папаша, знаете, неудобно просить за своих… Этого у нас не водится. В банке все равны и нет родственников.
– Спасибо и на этом, сынок.
– Если хотите, я могу поставить свой бланк на ваш вексель – это мне удобнее.
– Нет, спасибо, сынок… Пока бог миловал от векселей.
Встреча с отцом вышла самая неудобная, и Галактион потом пожалел, что ничего не сделал для отца. Он говорил со стариком не как сын, а как член банковского правления, и старик этого не хотел понять. Да и можно бы все устроить, если бы не Мышников, – у Галактиона с последним оставались попрежнему натянутые отношения. Для очищения совести Галактион отправился к Стабровскому, чтобы переговорить с ним на дому. Как на грех, Стабровский куда то уехал. Галактиона приняла Устенька.
– Вы подождите, Галактион Михеич, – говорила девушка деловым тоном.
Она вообще старалась занимать его, как хозяйка. Пани Стабровская, по обыкновению, не выходила из своей комнаты, Диде что то нездоровилось, и Устенька заменяла их. Галактион посидел в столовой, выпил стакан чаю и начал прощаться.
– В другой раз как нибудь заверну, Устенька… Некогда.
Девушка вышла провожать его в переднюю и, оглянувшись, проговорила тем же тоном, как раньше, когда учила его, как держать себя за чайным столом:
– Галактион Михеич, неужели это правда, что рассказывают про старика Малыгина?
– Я, право, в его дела не вмешиваюсь, Устенька.
– Значит, это неправда, что вы взяли деньги у Харитины?
Галактион почувствовал, что вдруг покраснел, как попавшийся школьник.
– А вам для чего это знать, Устенька?
– Да я так… Ах, не делайте этого, Галактион Михеич! Она нехорошая…
Эта сцена не выходила из головы Галактиона всю дорогу, пока он ехал к себе на Городище. Он опять краснел, припоминая умоляющее выражение лица Устеньки. Какая она славная девушка, хотя и говорит о вещах, которых не понимает. Да, значит, уже целый город знает о деньгах Харитины… И откуда только такие вести берутся? Он сам никому не говорил ни одного слова и был уверен, что Харитина тоже никому не проговорилась. Она не болтушка. Вероятно, добрые люди сообразили, что Харитине некуда было девать своего наследства.
«Э, не все ли равно?» – решил Галактион.
Ему было обидно только то, что Устенька назвала Харитину нехорошей. За что? Ведь Харитина никому не сделала зла, кроме самой себя.
Именно под этим впечатлением Галактион подъезжал к своему Городищу. Начинало уже темниться, а в его комнате светился огонь. У крыльца стоял чей то дорожный экипаж. Галактион быстро взбежал по лестнице на крылечко, прошел темные сени, отворил дверь и остановился на пороге, – в его комнате сидели Михей Зотыч и Харитина за самоваром.
– Ну, принимай дорогих гостей, – проговорил Михей Зотыч. – Незваные то гости подороже будут званых.
– Я рад, папаша…
– Я и Харитину захватил, – шамкал старик. – Одному то скучно ехать, а она все равно без дела у тятеньки сидит. Вот и поехали.
Харитина была смущена и смотрела на Галактиона виноватыми глазами. Она чувствовала, что он недоволен ее выходкой, и молчала. Галактион тоже поздоровался с ней молча.
Старик Колобов был как то необыкновенно весел и все время шутил с Харитиной.
– Ну, что же ты молчишь то, а еще хозяин? – спрашивал
