пот, кулаки судорожно сжимались, лицо кривилось ужасною улыбкой.
– Мн… мадерцы, – хрипел он.
Бубнов пил только мадеру и без нее не мог ни двигаться, ни говорить. Шелест женина платья попрежнему его пугал, и больной делал над собой страшное усилие, чтобы куда нибудь не спрятаться. Для дела он был совершенно бесполезен, и Галактион являлся к нему только для проформы. Раз Бубнов отвел его в сторону и со слезами на глазах проговорил:
– Вы сделаете для меня?
– Что такое сделать?
– Нет, вы скажите: сделаете?
– Ну хорошо, сделаю.
Больной подвел его к какому то угловому шкафику и шепотом проговорил:
– Голубчик, поймайте его… Он там всегда прячется.
– Кто он?
– А чертик… такой зелененький!
Что было тут говорить? Больной несколько раз избавлялся от своих галлюцинаций, а потом начиналась та же история.
В бубновском доме Галактион часто встречал доктора Кочетова, который, кажется, чувствовал себя здесь своим человеком. Он проводил свои визиты больше с Прасковьей Ивановной, причем обязательно подавалась бутылка мадеры. Раз, встретив выходившего из кабинета Галактиона, он с улыбкой заметил:
– Что вы мучите напрасно Ефима Назарыча?
– Такое уж дело, доктор… Не для собственного удовольствия.
– Ха ха! Мне нравится этот вежливый способ грабежа. Да… Не только ограбят, но еще спросят, с которого конца. Все по закону, главное… Ах, милые люди!
Галактион вспыхнул и готов был наговорить доктору дерзостей, но выручила Прасковья Ивановна.
– Да ведь и вы, доктора, тоже хороши, – азартно вступилась она. – Тоже по закону морите живых людей… Прежде человек сам умирал, а нынче еще заплати доктору за удовольствие помереть.
– Что же, вы правы, – равнодушно согласился доктор, позабыв о Галактионе. – И мы тоже… да. Ну, что лечить, например, вашего супруга, который представляет собой пустую бочку из под мадеры? А вы приглашаете, и я еду, прописываю разную дрянь и не имею права отказаться. Тоже комедия на законном основании.
Провожая Галактиона в переднюю, Прасковья Ивановна с милою интимностью проговорила:
– Доктор очень милый человек, но он сегодня немного того… понимаете? Ну, просто пьян! Вы на него не обижайтесь.
– Да я, кажется, ничего не сказал. Вы сами можете подумать то же самое.
– Я то? Ах, мне решительно все равно!
Эта первая неудачная встреча не помешала следующим, и доктор даже понравился Галактиону, как человек совершенно другого, неизвестного ему мира. Доктор постоянно был под хмельком и любил поговорить на разные темы, забывая на другой день, о чем говорилось вчера.
– А у вас все Мышников орудует? – спрашивал доктор почти при каждой встрече. – О, у него громадный аппетит!.. Он вас всех слопает.
Доктор почему то ненавидел этого адвоката. Прасковья Ивановна пользовалась, чтобы поддразнить его.
– Вы просто ревнуете Павла Степаныча, доктор. Вам завидно, что он тоже образованный. Да, из нашего, из купеческого звания и образованный… Умница.
– Вот посмотрим, что вы заговорите, когда он вас оберет, как липку.
– Да я сама бы ему с радостью все отдала: на, милый, ничего не жаль. И деньги, доктор, к рукам.
Эти разговоры кончались обыкновенно тем, что доктор выходил из себя и начинал ругать Мышникова, а если был трезв, то брал шапку и уходил. Прасковья Ивановна провожала его улыбавшимися глазами и только качала своею белокурою головкой.
Раз доктор приехал сильно навеселе. Прасковьи Ивановны не было дома.
– Вы все еще жилы тянете из моего пациента? – спросил он Галактиона сильно заплетавшимся языком. – И я тоже… С двух сторон накаливаем. Да?
– Вы это так говорите, доктор, без толку.
– Нет, с толком, ваше степенство. Вы нигде не учились, Галактион Михеич?
– Нет, нигде. Раскольничья своя мастерица кое как грамоте обучила.
– Это ваше счастие… да… Вот вы теперь будете рвать по частям, потому что
