на курицу среди этих богатырей.
– Тарас Григорьич, ослобони… – повторял какой то испитой мужик с взлохмаченной головой. – Изнеможили мы у тебя на твоей заводской работе.
– А уговор забыл? – заревел на него Гарусов, ударив кулаком по столу. – Задатки любите брать, а?.. Да с кем ты разговариваешь то, челдон?
– Последняя лошаденка пала, – не унимался мужик. – Какой я тебе теперь работный человек?.. На твоей работе последнего живота решился… А дома ребятенки мал мала меньше остались.
Другие рабочие представляли свои резоны, а Гарусов свирепел все больше, так что лицо у него покраснело, на шее надулись толстые жилы и даже глаза налились кровью. С наемными всегда была возня. Это не то, что свои заводские: вечно жалуются, вечно бунтуют, а потом разбегутся. Для острастки в другой раз и наказал бы, как теперь, да толку из этого не будет. Завидев монастырского дьячка, Гарусов захотел на нем сорвать расходившееся сердце.
– Ну ка, ты, кутья, иди сюда… На какую ты работу поступить хочешь? В монастыре то вас сладко кормят, спите вволю, а у меня, поди, не поглянется. Што делать: то умеешь, чертова кукла?
– А все умею, – без запинки ответил Арефа. – И церковную службу могу управить, и пашню спашу, и дровишек нарублю…
– Да ты повернись, монастырская ворона… Дай поглядеть на тебя с разных сторон. Нечего сказать, хорош гусь!
Дьячок повернулся при общем смехе и не понимал, для чего это нужно.
– Хлеб есть даром – вот и всей твоей работы, – решил Гарусов и прибавил, обратившись к стоявшему около приказчику: – Сведи его на фабрику до поставь, где потеплее. Пусть разомнется для первого раза…
Все переглянулись. Куда этакому цыпленку в огненную работу? На верную смерть посылал Гарусов ледащего дьячка.
– А насчет харчей как? – спрашивал Арефа. – Со вчерашнего дни маковой росинки не бывало во рту… Окромя того, у меня кобыла. Последний живот со двора…
– Ты у меня поговори!..
Приказчик уже вытолкнул дьячка из конторы и по дороге дал ему здоровую затрещину, так что у бедняги в ушах зазвенело. Арефа, умудренный опытом, перенес эту обиду молча. Ему всегда доставалось за язык, а дьячиха Домна Степановна не раз даже колачивала его, и пребольно колачивала. Мысль о дьячихе постоянно его преследовала, как было и теперь. Что то она поделывает без него, мил сердечный друг?
Приказчик довел Арефу до фабрики и передал с рук на руки какому то надзирателю.
– Вот какого орла зацепил, – объяснил он, презрительно указывая на своего подневольника. – На подтопку годится.
Надзиратель, суровый старик с окладистою седою бородой, как то сбоку взглянул на дьячка и только покачал головой. Куда этакую птицу упоместить?.. Приказчик объяснил, как Тарас Григорьевич наказывал поступить.
– Будет тепло, – решил надзиратель.
Фабрика занимала большой квадрат под плотиной, которой была запружена Яровая. Ближе всего к плотине стояли две доменных печи, в которых плавили железную руду. Средину двора занимали два кирпичных корпуса, кузницы, листокатальная и слесарная, а дальний конец был застроен амбарами и складами. Вся фабрика
