достаточно… Пора мне и своим умом жить… Выдели меня, и конец тому делу. Купи мне избу, лошадь, коровенку, ну обзаведение, а там я сам…
– Правильно, Яша! – поощрял Мыльников. – У меня в суседях место продается, первый сорт. Я его сам для себя берег, а тебе, уж так и быть, уступаю…
Старик рванулся с места, схватил Яшу левой рукой, зятя правой и вытолкнул их за дверь.
– Да ты не больно!.. – кричал Мыльников уже в сенях. – Ишь какой выискался… Мы тоже и сами с усами!.. Айда, Яша, со мной…
В этот момент выскочила из задней избы Наташа и ухватила отца за руку, да так и повисла.
– Тятя, родимый!.. Я боюсь!.. Тятя!..
– Ну, вот… – проговорил Яша таким покорным тоном, как человек, который попал в капкан. – Ну что я теперь буду делать, Тарас? Наташка, отцепись, глупая…
– Тятенька, миленький…
Яша сразу обессилел: он совсем забыл про существование Наташки и сынишки Пети. Куда он с ними денется, ежели родитель выгонит на улицу?.. Пока большие бабы судили да рядили, Наташка не принимала в этом никакого участия. Она пестовала своего братишку смирненько гденибудь в уголке, как и следует сироте, и все ждала, когда вернется отец. Когда в передней избе поднялся крик, у ней тряслись руки и ноги.
– Наташка, перестань… Брось… – уговаривал ее Мыльников. – Не смущай свово родителя… Вишь, как он сразу укротился. Яша, что же это ты в самомто деле?.. По первому разу и испугался родителей…
– И ты тоже хорош, – корил Яша своего сообщника. – Только языком здря болтаешь… Ступайка вот, поговори с тестемто.
Мыльников презрительно фыркнул на малодушного Яшу и смело отворил дверь в переднюю избу. Там шел суд. Родион Потапыч сидел попрежнему на диване, а Устинья Марковна, стоя на коленях, во всех подробностях рассказывала, как все вышло. Когда она начинала всхлипывать, старик грозно сдвигал брови и топал на нее ногой. Появление Мыльникова нарушило это супружеское объяснение.
– Ты… ты зачем? – грозно спрашивал его старик.
– А дело есть, Родивон Потапыч… Ты вот Тараса Мыльникова в шею, а Тарас Мыльников к тебе же с добром, с хорошим словом.
– Говори скорее, коли дело есть, а то проваливай, кабацкая затычка…
– И не маленькое дельце, Родивон Потапыч, только пусть любезная наша теща Устинья Марковна как быдто выдет из избы. Женскому полу это не следствует и понимать…
Зыков сделал знак глазами, и любезная теща уплелась из избы, благославляя на этот раз заблудящего и отпетого зятя.
– Делото самое короткое, Родивон Потапыч… Шишкато был у тебя на Фотьянке?
– Ну, был…
– Опрашивал он тебя касаемо допрежних времен и казенной работы?
– Пустой он человек. Болтал разное…
– Ну, так слушай… Ты вот Тараса за дурака считал и на порог не пускал…
– Да не болтай глупостев, шалая голова!.. Не люблю…
– Донос Шишка пишет, вот что! – точно выстрелил Тарас. – О казенной работе, как золото воровали на промыслах. Все пишет. Сегодня меня подговаривал… Значит, как я в те поры на Фотьянке в шорниках состоял, ну, так он и меня записал. Анжинеров Шишка хочет под суд упечь, потому как очень ему теперь обидно, что они живут да радуются, а он дыра в горсти. Слышь, и тебя в главные свидетели запятил, и фотьянских штегеров, и балчуговских, всех в один узел хочет завязать. Вот он каков человек есть, значит, Шишка. Прямо так и говорит: «Всех в Сибирь упеку».
– Не пойму я тебя, Тарас, – сурово проговорил старик. – А ты садись, да и рассказывай толком…
Мыльников с важностью присел к столу и рассказал все по порядку: как они поехали в Тайболу, как по дороге нагнали Кишкина, как потом Кишкин дожидался их у его избушки.
– Спервато он издалека речь завел, – рассказывал Мыльников. – Насчет Кедровской казенной дачи, что она выходит на волю и что всякий там может работать… Известно,