какая безграничная разница в положении братьев и сестер в семье… Разве все это справедливо, папа?
– Я чтото не пойму хорошенько тебя сегодня, – проговорил Василий Назарыч. – К чему ты это ведешь?
– А вот к чему, папа…
Надежда Васильевна тяжело перевела дух и както испуганно посмотрела на отца, ей стало невыносимо тяжело.
– Положим, в богатом семействе есть сын и дочь, – продолжала она дрогнувшим голосом. – Оба совершеннолетние… Сын встречается с такой девушкой, которая нравится ему и не нравится родителям; дочь встречается с таким человеком, который нравится ей и которого ненавидят ее родители. У него является ребенок… Как посмотрят на это отец и мать?
– Конечно, не похвалят! Разве хорошо обмануть девушку?
– Нет, слушай дальше… Предположим, что случилось то же с дочерью. Что теперь происходит?.. Сыну родители простят даже в том случае, если он не женится на матери своего ребенка, а просто выбросит ей какоенибудь обеспечение. Совсем другое дело дочь с ее ребенком… На нее обрушивается все: гнев семьи, презрение общества. То, что для сына является только неприятностью, для дочери вечный позор… Разве это справедливо?
– Мудреную ты мне загадку загадываешь… – изменившимся глухим голосом проговорил Василий Назарыч. – Сын с собой ничего не принесет в отцовский дом, а дочь…
– Это еще хуже, папа: сын бросит своего ребенка в чужую семью и этим подвергает его и его мать всей тяжести ответственности… Дочь, по крайней мере, уже своим позором выкупает часть собственной виды; а сколько она должна перенести чисто физических страданий, сколько забот и трудов, пока ребенок подрастет!.. Почему родители выгонят родную дочь из своего дома, а сына простят?
– Девушки знают, что их ждет, и поэтому должны беречь себя…
– Нет, папа, это несправедливость, ужасная несправедливость…
– Да к чему ты это говоришьто? – както застонал Василий Назарыч, и, взглянув на мертвенную бледность, разлившуюся по лицу дочери, он понял или, вернее, почувствовал всем своим существом страшную истину.
– Эта дочь богатых родителей – я…
– Ты… ты… ты… – бессмысленно залепетал старик; у него в глазах пошли яркие круги, и он застонал.
– Раньше я не решалась сказать тебе всего… Мне было жаль убить тебя своим признанием…
– А себя?!. Себя… О господи… Боже!.. Себя тебе не жаль!! – неистово закричал старик, с глухими рыданиями хватаясь за свою седую голову.
– Я не раскаиваюсь, папа…
Бахарев налитыми кровью глазами посмотрел на дочь, вскочил с кресла и хриплым голосом прошептал:
– У меня нет больше дочери. Мне остается позор… Господи!.. Этого еще одного и недоставало!! Нет больше у меня дочери!.. Понимаешь: нет, нет, нет дочери…
– Я это знала… я сейчас ухожу…
– Нет, ты не уйдешь… О господи! Надя, Надя!.. И кто тебя обманул?! Кто?..
– Меня никто не обманывал… – прошептала девушка, закрывая лицо руками; сквозь белые пальцы закапали крупные капли слез.
– Подлец! Честные люди так не делают… Подлец он, подлец… захотел посмеяться над моими седыми волосами… над моей старостью.
– Папа, ты напрасно выходишь из себя; ведь от этого не будет лучше. Если ты хочешь чтонибудь скатать мне на прощанье, поговорим спокойно…
– На прощанье?! Спокойно?! Боже мой… Нет, ты никуда не уйдешь… я живую замурую тебя в четыре стены, и ты не увидишь света божьего… На прощанье! Хочешь разве, чтобы я тебя проклял на прощанье?.. И прокляну… Будь ты проклята, будьте вы оба прокляты!..
Надежда Васильевна чувствовала, как над ее головою наклонилось искаженное гневом лицо отца, как Сжимались его кулаки, как дрожало все его тело, и покорно ждала, когда он схватит ее и вышвырнет за порог.
– Послушай, папа… я никогда и ни о чем не просила тебя, – заговорила она, и чарующая нежность зазвенела в ее дрожащем голосе. – Мы расстаемся, может быть, навсегда… Еще раз прошу тебя – успокойся…
Этот полный