108

гостье руку с своей обыкновенной гордой улыбкой.

        – Ах, извините меня, извините меня, Марья Степановна… – рассыпалась Хина, награждая хозяйку поцелуем. – Я все время была так завалена работой, так завалена… Вы меня поймете, потому что можете судить по собственным детям, чего они стоят родителям. Да! А тут еще Сергей Александрыч… Но вы, вероятно, уже слышали, Марья Степановна?

        Марья Степановна отнеслась совершенно безучастно к болтовне Хины и на ее вопрос только отрицательно покачала головой. Чтобы ничем не выдать себя, Марья Степановна потребовала самовар и послала Верочку за вареньем.

        – Я решительно не знаю, что и делать, – тараторила гостья, – заперся в своей комнате, никого не принимает…

        – Кто заперсято, Хиония Алексеевна?

        – Да Сергей Александрыч… Ах, боже мой! Да неужели вы так уж ничего и не слыхали?

        – От кого мне слышатьто… Заперся, значит, дело какоенибудь есть… Василий Назарыч по неделям сидит безвыходно в своем кабинете. Что же тут особенного?

        Но Хиония Алексеевна не унялась и совершенно другим тоном спросила:

        – А как здоровье Nadine?

        – Не совсем, кажется…

        – Скажите… Как жаль! Нынешние молодые люди совсем и на молодых людей не походят. В такие ли годы хворать?.. Когда мне было шестнадцать лет… А всетаки такое странное совпадение: Привалов не выходит из комнаты, занят или нездоровится… Nadine тоже…

        Эту пилюлю Марья Степановна проглотила молча. В течение целого часа она точно сидела на угольях, но не выдала себя, а даже успела нанести несколько очень чувствительных ударов самой Хине, рассчитывавшей на слишком легкую добычу.

        – Как здоровье Василья Назарыча? – невинным тоном осведомилась Хина, как опытный стратег, оставив самый сильный удар к концу. – В городе ходят слухи, что его здоровье…

        – Ему лучше. Вероятно, он скоро отправится на прииски…

        Невозмутимое спокойствие Марьи Степановны обескуражило Хину, и она одну минуту усомнилась уже, не врали ли ей про разорение Бахаревых, но доказательство было налицо: приезд Шелехова чтонибудь да значит.

        – Ах, я совсем заболталась с вами, Марья Степановна, – спохватилась Хина, допивая чашку. – Мне еще нужно поспеть сегодня в десять мест… До свидания, дорогая Марья Степановна!..

        Хина в сопровождении Верочки успела торопливо обежать несколько комнат под благовидным предлогом, что ошиблась выходом. Ее одолевала жажда взглянуть на те вещи, которые пойдут с молотка.

        – Ах, какая прелестная ваза! Какой милый коврик… – шептала Хина, ощупывая вещи дрожавшими руками; она вперед смаковала свою добычу и успела прикинуть в уме, какие вещи она возьмет себе и какие уступит Агриппине Филипьевне. Конечно, себе Хиония Алексеевна облюбовала самые хорошие вещи, а своей приятельнице великодушно предоставила все то, что было похуже.

VII

        Утром, когда Лука и Данилушка распивали чай, в передней послышался нерешительный звонок.

        – Кому бы это быть? – недоумевал Лука, направляясь к дверям.

        У подъезда стоял Привалов. В первую минуту Лука не узнал его. Привалов был бледен и смотрел какимто необыкновенно спокойным взглядом.

        – Марью Степановну можно видеть? – спрашивал он.

        – Можно, Сергей Александрыч… обнаковенно можно! Да штойто из лицато как вы изменились? Уже не попритчилось ли што грешным делом?

        – Да, немножко попритчилось, – с улыбкой ответил Привалов. – Прихворнул…

        – Ах ты, грех какой вышел… а?..

        Когда Привалов повернулся, чтобы снять пальто, он лицом к лицу встретился с Данилушкой. Старик смотрел на него пристальным, насквозь пронизывающим взглядом. Чтото знакомое мелькнуло Привалову в этом желтом скуластом лице с редкой седой бородкой и узкими, маслянисточерными глазами.

        – Небось не признаете? – проговорил Данилушка улыбнувшись.

        – Это вы… Данила Семеныч?..

        – Как две капли воды.

        Они поздоровались.

        – А я у вас был, Сергей Александрыч, – заговорил