путешествия. Свой уезд он знал, как свои пять пальцев, и видел все перемены, какие произошли за время его отсутствия. Прежде всего его поразило полное отсутствие запасных скирд, когда то окружавших деревни. Куда девалось это мужицкое богатство?
В одной деревне Полуянов напустился на мужиков, собравшихся около кабака.
– Где у вас хлеб то, а?.. Прежде то с запасом жили, а теперь хоть метлой подмети.
– Да уж оно, видно, так вышло.
– Недород, что ли, был?
– Нет, пока господь миловал от недороду, а так воопче.
– Что «воопче» то? На винокуренный завод свезли хлеб, канальи, а потом будете ждать недорода? Деньги на вине пропили, да на чаях, да на ситцах?
– А тебе какое дело? Чего ты ругаешься то, оголтелый?
– А вот такое и дело. Чего старики то смотрят?
Полуянов принялся так неистово ругаться, что разозлившиеся мужики чуть его не поколотили.
Чем дальше подвигался Полуянов, тем больше находил недостатков и прорух в крестьянском хозяйстве. И земля вспахана кое как, и посевы плохи, и земля пустует, и скотина затощала. Особенно печальную картину представляли истощенные поля, требовавшие удобрения и не получавшие его, – в этом благодатном краю и знать ничего не хотели о каком нибудь удобрении. До сих пор спасал аршинный сибирский чернозем. Но ведь всему бывает конец.
– Ах, мерзавцы! – ругался Полуянов, палкой измеряя толщину пропаханного слоя чернозема. – На двух вершках пашут. Что же это такое? Это мазать, а не пахать.
Попадались совсем выродившиеся поля с чахлыми, золотушными всходами, – хлеб точно был подбит молью. Полуянов, наконец, пришел в полное отчаяние и крикнул:
– Голод будет! Настоящий голод!
Он стоял посреди поля один и походил на сумасшедшего. Ему хотелось кого то обругать, подтянуть, согнуть в бараний рог и вообще «показать».
II
Появление Полуянова произвело в Заполье известную сенсацию. Он нарочно пришел среди бела дня и медленно шагал по Московской улице, останавливаясь перед новыми домами. Такая остановка была сделана, между прочим, перед зданием Зауральского коммерческого банка.
– Эй, ваше превосходительство, здравствуй, – крикнул Полуянов появившемуся в дверях подъезда швейцару Вахрушке. – У вас здесь деньги дают?
– Дают.
– Богатым дают, а бедные пусть сами добывают?
– Около того, господин.
– А как это, по твоему, называется?
– Даже очень просто: ходите почаще мимо.
– Ах вы, прохвосты!.. Постой ка, мне как будто твое рыло знакомо. Про Илью Фирсыча Полуянова слыхал?
Вахрушка посмотрел на странника и оторопел. Он узнал бывшую грозу и малодушно бежал в свою швейцарскую.
– Ага, не понравилось? – торжествовал Полуянов. – Погодите, вот я доберусь до вас!.. Я вам покажу!
Дальше следовал целый ряд открытий. Женская прогимназия, классическая мужская прогимназия, только что выстроенное здание запольской уездной земской управы, целый ряд новых магазинов с саженными зеркальными окнами и т. д. Полуянов везде останавливался, что то бормотал и размахивал своею палкой. Окончательно он взбесился, когда увидел вывеску ссудной кассы Замараева.
– Замараев? Фамилия знакомая. Тэ тэ тэ!.. Это уж не суслонский ли писарь воссиял? Да, ведь Прохоров рассказывал.
Полуянов отправился в кассу и сразу узнал Замараева, который с важностью читал за своею конторкой свежий номер местной газеты. Он равнодушно посмотрел через газету на странника и грубо спросил:
– Что тебе нужно?
– А ты посмотри на меня хорошенько.
– Много тут вас таких то, шляющих!
– А ежели я палку свою пришел закладывать? Дорогого стоит палочка. Может, и кожу прикажете с себя снять?
– Ступай, ступай, откуда пришел.
Замараев сделал величественный жест и указал глазами на странника «услужающему». К Полуянову подскочил какой то взъерошенный субъект и хотел ухватить его за локти сзади.
– Как ты смеешь, ррракалия? –
