32

кумачный платок сбился на затылок и открывал замечательно красивую голову с шелковыми русыми волосами и карими большими глазами. От ходьбы по лесу лицо разгорелось, губы были полуоткрыты; на белой полной шее блестели стеклянные бусы. Девушка заметила меня, остановилась и с вызывающей улыбкой смотрела прямо в глаза, прикрывая передником берестяную коробку с свежей малиной.

        – «Губернаторова» Настасья? – невольно проговорил я, любуясь первой приисковой красавицей.

        – А ты как меня знаешь?

        – Да так…

        Девушка весело засмеялась, беззаботно тряхнула головой и быстро исчезла в густой траве. Я побрел за ней, чтобы узнать, что мог делать старый Сила так далеко от Паньшинского прииска. Мне пришлось сделать всего сажен полтораста, как открылся покатый лог: сквозь редкие сосны я издали увидел «губернатора». Старик по грудь стоял в какойто яме, которая имела форму могилы; очевидно, Сила ширфовал, то есть разыскивал золото. Настасья стояла около ширфа и бойко работала железной лопатой, отбрасывая в сторону снятые турфы.

        – Бог на помочь, – проговорил я.

        – Спасибо на добром слове, – отозвался старик. – За охотой пошел? Ну, рыбка да рябки – потеряй деньки… Под Мохнатенькой видел я тетеревят гнезда с три.

        – Ширфуешь, дедушка?

        – Да, ковыряю задарма землю, – неохотно отвечал «губернатор», с легким покряхтываньем принимаясь копать землю кайлом. – Тоже вот как твое дело; охота пуще неволи, а бросить жаль.

        – Тятя, обедать пора! – проговорила Настасья. – Я вон малины набрала к обеду…

        – Вот это люблю, – весело отозвался Сила: – а то на стариковскието зубы один аржаной хлеб и не тово…

        – У меня есть два рябчика, можно их зажарить, – предложил я.

        – А самто как?

        – Еще убью.

        Старик недоверчиво посмотрел на меня, а потом както нехотя принялся собирать хворост для огня; Настасья помогала отцу с той особенной грацией в движениях, какую придает сознание собственной красоты. Через десять минут пылал около ширфа большой огонь, и рябчики были закопаны в горячую золу без всяких предварительных приготовлений, прямо в перьях и с потрохами; это настоящее охотничье кушанье не требовало для своего приготовления особенных кулинарных знаний.

        – За что тебя, дедушко, «губернатором» прозвали? – спрашивал я, когда огонь совсем разгорелся.

        – «Губернатором»то?.. – задумчиво повторил старик мой вопрос. – А это, вишь, дело совсем особливое, барин. Надо с самого началу тебе обсказать… Слыхивал ты про прииск Желтухинский?

        – Да, слыхал; один из самых богатых…

        – Ну, так вот этот самый прииск я открыл… Да. А про купца Живорезова слыхивал?

        – Желтухинский прииск, кажется, Живорезову принадлежит?

        Старик задумчиво почесал в затылке, поправил свою козлиную бородку и, тряхнув шляпой, продолжал:

        – Живорезов миллионты нажил на этом прииске, первый богач по нашим заводам, а не было бы Силы, не было бы и Живорезова… понял? Я его, приискто, три месяца в горах искал; с корочкой хлеба за пазухой ширфовал по горам, образ божий совсем потерял, а как объявил прииск – Живорезов у меня и отбил его. Ну, я начал с ним, Живорезовымто, спориться. Он мне четвертную