он брил и носил повоенному одни усы, одевался франтом и вообще держал себя львом. Загадочные темные глаза глядели устало и светлели только в присутствии хорошеньких женщин. Тарасу Ермилычу нравилась в Смагине вся его барская повадка – он и не унижался, как другие, и головы не задирал выше носу, а тронуть его пальцем никто бы не посмел. Так взглянет, что не поздоровится. Устраивая дело с генералом, он и виду не подал, что делает какоенибудь одолжение Злобину, а так просто взял да и уважил хорошего человека, точно стакан воды выпил. «Сокол ясный», – думал Тарас Ермилыч, тронутый очестливостью мудреного гостя.
– Так ты когда к генералуто, Ардальон Павлыч? – спрашивал Злобин, не умея скрыть своего нетерпения.
– А завтра…
– Нельзя ли поскорее? Как узнает генерал стороной про мертвоето тело, хуже будет. Тогда уж к нему не подступишься…
– Вздор!.. Не беспокойтесь: сказал, что устрою, значит, и будет так.
Самоуверенность Смагина подействовала на Злобина успокаивающим образом, хотя он и заключил свою беседу с ним широким вздохом.
Мертвое тело опившегося купца было стащено в самый задний флигель, где помещалась своя злобинская богадельня. Это обстоятельство смущало весь дом, начиная с самого хозяина и кончая последним конюхом. Главное то, что нехороший знак… А тут еще следствие, доктора будут потрошить – греха не оберешься. Положим, что везде было дано больше, чем следует, а всетаки слух пойдет по всему городу. Может еще и родня привязаться… Одним словом, неприятность вполне. Полицеймейстер уже приезжал два раза, смотрел покойника и только плечами пожал.
– Убрать бы его, Иван Тимофеич? – взмолился Злобин.
– Не могу, Тарас Ермилыч: уголовное дело… Надо следствие произвести и допросить свидетелей.
– Да чего спрашивать, когда человек с вина сгорел? Ежели бы знатье, так я бы его близко к дому не пустил, не то что угощать…
Потом приехал доктор и тоже пожал плечами. Тоже свой человек был, а тут оказал себя хуже чужого. О том, где будут потрошить «мертвяка», Тарас Ермилыч не смел и спросить: и дом новый, и свадьба еще не кончилась, а тут этакая мерзость. Хоть бежать из дому, так в ту же пору… Да и гости теперь будут сомневаться: не ладно, дескать, в злобинском доме. Вообще скверно, как ни поверни… И полицеймейстер и доктор начинают заметно ломаться, возмущая гордость Тараса Ермилыча, неумевшего кланяться. И тут выручил опять Смагин, бывший с полицеймейстером на «ты». Съездил Смагин к благоприятелю, чтото там поговорил, а ночью явилась полиция и увезла мертвяка в казенную больницу.
– Надо будет благодарность оказать его благородию, – говорил Злобин, когда все дело было улажено.
– Конечно… Только нельзя прямо совать деньги: полицеймейстер обидится, и доктор тоже.
– Я с Савельем пошлю…
– И это неудобно… Поблагородному сделаем: вы дайте деньги мне, а я их проиграю полицеймейстеру и доктору. Они уж сами поймут, откуда благодать свалилась…
– Ах, Ардальон Павлыч, Ардальон Павлыч… ловко!.. Конешно, мы – мужики, и поблагодарить понастоящему не сумеем. Каждое дело такто…
Смагин так и сделал, как говорил: в тот же вечер, когда метал банк, доктор и полицеймейстер выиграли именно ту сумму, какая им была ассигнована в благодарность. Злобин